Ко дню рождения Захара Прилепина
Группа ловцов прошлого – неутомимых архивистов-поисковиков, а именно: Рыльщиков Илья, Межова Наталья Викторовна и Синельщикова Татьяна – поздравляют дорогого, родного, глубокоуважаемого писателя, мудреца, несгибаемого борца, собирателя русского духа Захара Прилепина с днем рождения и желает ему скорейшего выздоровления, сил и бодрости в отстаивании интересов простого народа, в борьбе за наше прошлое, за нашу самость, за наше настоящее, за нашу подлинность во имя нашего будущего, желает ему побед и свершений в писательском деле и во всех важных его делах. Мы дарим тебе, дорогой человек, частичку твоего персонального прошлого, которое вкраплено в историю всей нашей любимой Родины России и неотрывно от судеб миллионов русских людей.
Мы переживали за тебя и молились за тебя после подлого террористического акта. Враг хотел тебя убить, но не смог. Бог уберег. Мы скорбели вместе с тобой по твоему погибшему товарищу, по Александру Шубину – по оставшемуся навсегда молодым герою России. Мы ждали и ловили новости из нижегородской больницы, внимательно читали твои посты в соцсетях и интервью из больничной палаты. Мы хотели приблизить твое выздоровление. Но разве это в наших силах?
Расскажем о том, что в наших силах: сначала об открытиях в документальном поиске, потом об осмыслении новой информации.
Павел Востриков и его предки
В начале июня у одного из нас возникло желание попытаться найти имена кого-то еще из предков Захара Прилепина. Лет пять назад в переписке Захар сообщил, что ничего, кроме имени, ему не известно про его прадеда Павла Вострикова, жившего в селе Каликино на северо-востоке нынешней Липецкой области. Но оказалось, что о Павле кое-что можно разузнать. Мама Захара Татьяна Николаевна Прилепина дала нам ценную информацию об отце его бабушки Марии Павловны Востриковой. Ее старшая сестра Анна родилась в 1908 году, второй брат Василий – в 1912 г., сестра Александра – в 1917-м. Четвертый ребенок в семье – Мария Павловна родилась в 1919 г. Были в семье еще и младшие братья: Иван – 1922 г. р. и Петр – 1925-го. Жену Павла звали Пелагеей, а отца и, соответственно, прапрадеда Захара звали Саввой. С такой информацией несложно было выбрать нужного Павла Вострикова из Каликина, среди других каликинских Павлов Востриковых, его сверстников, в архивных документах архива ГАЛО. В 1897 году в Каликино проживало пять тысяч человек с лишним. Востриковы – это распространенная каликинская фамилия. Павлов Востриковых в селе в начале ХХ века могло проживать несколько. Но важная дополнительная информация помогла найти нужного Павла.
Поиск сразу дал результаты. В деле ГАЛО ф. 273 оп. 1 д. 227 на листах 168 об.-169 была найдена метрическая запись о рождении Василия Павловича Вострикова. Он родился 7 августа (по старому стилю) 1912 года.
Одним из восприемников в данном документе был записан Трофим Антонов сын Трунов. Как выяснилось, совсем не случайно. В деле ГАЛО ф. 273 оп. 1 д.223 на листах 93 об.-94 была найдена запись о браке Павла и Пелагеи Востриковых. Пелагея в девичестве носила фамилию Трунова.
Продолжаем о Востриковых. В документе ГАЛО ф. 273 оп. 1 д. 212 на листах 97 об.-98 найдена запись о рождении Павла Савельевича Вострикова.
Павел родился 24 октября 1886 года. Его маму звали Ефросиньей Иосифовой дочерью, отца – Саввой Трофимовым сыном. Родители Павла были жителями села Каликина. Восприемники носили фамилии Заключаев и Никулина.
У Саввы и Ефросиньи рождались дети: в 1877 году Василий (ф. 273, оп. 1, д. 208, л. 1об.-2) – восприемники Востриков, Отрокова; в 1881 году Ксения (ф. 273, оп. 1, д. 209, л. 1об.-2) – восприемники: Строков, Прилепина; в 1883 году Анна (ф. 273, оп. 1, д. 211, л. 21об.-22) – восприемники: Никита Прилепин, Игнат Заключаев и жена его.
Информация о Савве помогла найти правильного Трофима Вострикова в ревизской сказке 1858 года села Каликина, в которой перечислены все жители данного села. Другие Трофимы Востриковы, помимо найденного, по возрасту не годились в кандидаты на роль отца Павла Вострикова. В документе ГАТО, ф. 12, о. 1, д. 1983 на листах 33об.-34 мы видим состав Семьи Трофима Иевлева Вострикова.
Самому Трофиму в 1858 году было 40 лет. Жену Трофима сына Иевлева звали Феклой дочерью Васильевой, мать Трофима – Матреной дочерью Романовой. Сыну Трофима и Феклы Савелию было семь с половиной лет в 1858 году. У Савелия была старшая сестра Пелагея.
Однако в исповедальной росписи 1843 года (ГАЛО, е. хр. №106, оп. 2, р.114, л. 857-858 об.) у Трофима другая жена – Марья Емельянова дочь. В этом же документе мы находим имя отца Трофима. Его звали Иевом Александровым сыном.
Так кто же все-таки был матерью Савелия, Фекла или Мария? Оказалось, что Фекла. В том же 1843 году Трофим вторым браком сочетался с Феклой, у которой это тоже был второй брак. По первому мужу Фекла прозывалась Микулиной (ГАЛО, ф. 114, оп. 2, д. 105).
Есть более ранний документ – ревизская сказка 1834 года, в которой упомянут один-единственный Ивлей Востриков из более чем четырех тысяч жителей села Каликина (ГАТО, ф. 12, о. 1, д. 1334, л. 254 об.-255). Отца Ивлея (или Иева) звали Александром сыном Антоновым, как и в исповедальной росписи 1843 года. Ивлею в 1834 году было сорок лет. Его сыну Трофиму – семнадцать. Жену Ивлея звали Матреной.
Нам удалось узнать девичью фамилию Матрены, жены Ивлеевой, по мужу Востриковой. Нашлась метрика с браком Ивлея (Иова) и Матрены (ГАЛО, ф. 114, оп. 2, д. 292, л. 37).
Новобрачных повенчали 9 мая 1809 года. Фамилия у отца Матрены (Романа) была Колупаев. О Колупаевых ниже, продолжаем о Востриковых.
Много интересной информации дала нам ревизская сказка 1795 года (ГАТО, оп. 12,1, д. 214, л. 71-72).
У Александра Антонова жена Анна была взята из семьи каликинца Савелия Бритвина. Дедушку Александра Антонова сына Вострикова звали Филатом сыном Епифановым.
В ревизской сказке 1762 года (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 880, л. 156 об.-157) есть информация о жене Филата Епифанова Вострикова и о составе их семьи.
Жена Филата Прасковья была дочерью Степана Рыбникова из села Волчьего Добренского уезда. В списке сыновей есть и Антон. Ему в 1762 году было девятнадцать лет. Его старший брат Федор был отдан в рекруты в 1757 году.
Жену Антона Вострикова звали Анной. Ее девичья фамилия – Москалева, отчество – Ивановна. Ее отец Иван, судя по всему, выходец из села Крутого Лебедянского уезда. Об этом есть запись в сказке 1744 года (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 876, л. 98). Ивану Селиванову сыну Москалеву в 1744 году было шестьдесят лет, его сыну Федору – шесть лет. Анне Ивановой дочери Москалевой в 1744 году должно было быть семь лет. Но ее в сказке нет. В ту сказку женщин не записывали. Анна родилась у пожилого родителя.
Ни в одной из ревизских сказок и ландратских книг первой половины ХVIII века 1710-1747 гг. по селу Каликину Филат Епифанов ни разу не упоминается. Возможно, он проживал в каком-то другом селе Добренского уезда. Мог он прийти в Каликино и из других уездов. В сказках 10-20 годов ХVIII века по Каликину упомянут зять Константина Кирилова сына Вострикова Епифан Козьмин сын Неярохин. В сказке 1747 года (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 877) сказано, что Константин взят в ландмилицию, а его зять Епифан умер в период с 1722 по 1747 годы. Можно предположить, что Филат Епифанов Востриков был сыном Епифана Неярохина. Но утверждать этого нельзя – имеют право на жизнь и другие версии.
О Колупаевых
В ревизской сказке 1795 года (ГАТО, оп. 12,1, д. 214) мы нашли Епифанцова, он же Колупаев, Иева Ефимова сына, у которого был сын Роман. Ему в 1795 году исполнилось 35 лет. Двойные фамилии в те времена были обычным делом. О причинах возникновения двойных фамилий нужно говорить отдельно. Отметим, что одна из причин их возникновения была позятьевщина. Жена Иева Авдотья была взята в замужество из того ж села у однодворца Осипа Ивакина.
Жену Романа Иевлева сына Колупаева-Епифанцова при рождении родители назвали Екатериной. Екатерина Иванова дочь была родом из Каликина. До замужества она носила фамилию Пашкова.
Иван Ефимов сын Пашков упомянут в той же ревизской сказке 1795 года. Его жена София – выходец из того же села Каликина. Ее родителя звали Левонтием Колобовниковым.
Не будем подробно останавливаться на именах мужчин, которые мы нашли в сказках первой половины ХVIII века, рассматривая новые родовые линии предков Захара Прилепина. Эти имена будут в новом генеалогическом древе, которое мы планируем составить чуть позже, когда соберем больше нужной информации.
Удалось найти еще две фамилии предков Захара Прилепина и его пра-пра-…-бабушки Матрены Востриковой, в девичестве Колупаевой. В ревизскую сказку 1762 года (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 880, л. 279-279 об.) записан Бритвин Иван Афанасьев сын. Он взял себе жену Улиту все из того же села Волчья у однодворца Сидора Михайловцова. Их старший сын был отдан в ландмилицию, второй сын Савелий – это как раз отец Анны, которая вышла замуж за Александра Антонова сына Вострикова. В 1762 году Савелию было двадцать пять лет, а Анне – пять лет. Жену Савелия звали Прасковьей, отца Евсеем. Евсей Минаков происходил из того же села Каликина. В более ранних каликинских сказках Евсея Минакова найти не удалось.
Рис. 15, рис. 16
Каким-то чудом нашлась девичья фамилия жены Сидора Михайловцова. Это чудо зовется русское долголетие. В ревизской сказке 1762 года по селу Волчьему (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 881, л. 94 об.) в семье Степана Сидорова сына Михайловцова записана его столетняя мать Федора, однодворца Ивана Подольского дочь, из села Ламского Лебедянского уезда.
В корневой ветке Колупаевых-Епифанцовых предков Захара Прилепина других женских линий нам выявить не удалось. Но и то, что удалось, это гораздо больше, чем можно было ожидать.
Новое о линии Прилепиных
Как известно, прямые предки Захара по Прилепиным – это Ефимья жена Калины Прилепина, которая была дочерью Герасима Вострикова.
Другой предок – Марина жена Евдокима Прилепина, которая была дочерью другого Герасима Вострикова. Отца Ефимьи звали Герасимом Максимовым сыном. Герасим Васильевич бесспорно является отцом Марины. Получается, нами внесено небольшое уточнение в родовое древо Захара Прилепина.
Эти два Герасима были представителями разных слоев сельского общества. Герасим Максимов был выборным головой первой половины села.
У его отца в доме даже жил работник Андрей Кочетов.
Герасим Васильев явно был не из богачей. В сказке 1722 года он с родными братьями Анисимом и Никитой записан в семье родного дяди по матери солдата Ивана Назарова сына Татаринова (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 875, л. 23). Назар Татаринов, таким образом, тоже является прямым предком Захара Прилепина.
Другими выявленными прямыми предками Захара являются жена Герасима Васильева Ефросинья дочь Исая Полунина и сам Исай Полунин – однодворец из города Доброго.
Звягины
Не все родовые ветки захотели раскрывать свои тайны: Кузнецовы и Труновы казались очень перспективными, но по ним пока продвинуться не получилось. Есть несколько браков в мужской прилепинской ветке и в ветке Павла Вострикова, которые можно будет позже поглядеть в липецком архиве ГАЛО. Проводя данное исследование, нам удалось продвинуться по жене Трофима Иевлева Вострикова. Сначала была найдена запись о браке Трофима и Феклы, состоявшемся в 1843 году (ГАЛО, ф. 114, оп. 2, д. 105, л. 200 об.-201). Оба супруга вступали во второй брак. Об этом речь шла выше.
Были найдены документы и о смерти первого мужа Феклы. Дальнейшие поиски увенчались успехом – был найден первый брак Феклы, состоявшийся в 1840 году, а в нем была указана ее девичья фамилия. Фекла до замужества была Звягиной (ГАЛО, ф. 114, оп. 2, д. 91, л. 579 об.-580).
В исповедальной росписи 1840 года был выявлен состав семьи Василия Феофилактова Звягина (ГАЛО, ф. 114, оп. 2, е. хр. 93, л. 691 об.)
В ревизской сказке 1795 года был найден Филат Звягин и его супруга. Главой той семьи, в которой жил Филат в то время, был Мирон Иванов сын Звягин (ГАТО, оп. 12,1, д. 214).
Благодаря этому документу, был выявлен еще один предок Захара – Илья Нечвилев. К сожалению, в более ранних документах по селу Каликину упоминания об этом человеке или о других Нечвилевых найти не удалось. В той же сказке 1795 года по Каликину есть семья Ильи Нечвилева.
В этом документе Нечвилев назван еще и Колюковым. Опять двойная фамилия! Илья Васильевич Нечвилев-Колюков взял жену Матрену из села Крутого у однодворца Дениса Швецова. В сказке 1762 года Дениса Швецова и девичью фамилию его супруги найти не удалось.
В сказке 1762 года мы нашли девичью фамилию Екатерины, жены Мирона Звягина (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 880, л. 198-198 об.).
Рис. 28, рис. 29Родителя Екатерины звали Герасимом Худяковым. Был он родом из села Владимирского. Отец Мирона Иван Степанов сын Звягин к 1762 году уже овдовел – девичью фамилию его жены нам узнать из этой сказки не удалось. Зато удалось найти в сказке 1762 года семью Герасима Худякова из села Володимерского (РГАДА, ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 880, л. 333 об.-334).
Жена Герасима Худякова Анна до замужества носила фамилию Корнеева. Ее отец Ефим родился и жил в том же селе Володимерском (или по-нашему, по-современному, во Владимирском).
Итак, с учетом предыдущих поисков, о которых было рассказано здесь: http://pereformat.ru/2017/09/prilepin-genealogy/ и здесь: http://pereformat.ru/wp-content/uploads/2020/01/prilepin-dragoons.pdf , по отцовской линии Захара Прилепина уже найдено более двадцати фамилий прямых предков. Это: собственно Прилепины и Востриковы, плюс Кузнецовы, Страховы, Филиповы, Татариновы, Полунины, Труновы, Колупаевы (Епифанцовы), Бритвины, Рыбниковы, Москалевы, Ивакины, Пашковы, Колобовниковы, Михайловцовы, Подольские, Минаковы, Звягины, Нечвилевы (Колюковы), Швецовы, Худяковы, Корнеевы. Итого: у отца Захара Прилепина (у Николая) выявлено двадцать три родовые линии. Все без исключения предки Захара Прилепина родом из Каликина и окрестных сел были однодворцами. Они были родом из сел: Каликино, Волчье, Крутое, Владимирское, Ламское Лебедянского уезда, а также из города Доброго.
Чтобы продолжить поиск по Кузнецовым, нужно выбрать из троих претендентов одного настоящего предка. Пока этого не удается сделать. Для поиска по Труновым есть подходящий кандидат в ревизской сказке 1858 года, но, к сожалению, этой информации недостаточно. У многочисленных каликинских Труновых вплоть до 1870 года мог родиться мальчик, которого назвали Антоном, а все нужные записи о родившихся с 1858 по 1870 годы проверить невозможно – документы не сохранились. Документ о рождении Пелагеи Антоновны Труновой в 1888 году дал бы исчерпывающий ответ на все вопросы по этой ветке, но его найти не удалось – метрических документов за 1888 год по селу Каликино сохранилось очень мало, и записи о рождения Пелагеи среди сохранившегося материала не оказалось.
Фамилия мамы Захара Татьяны Николаевны – Нисифорова. Нисифоровы в царские времена были государственными крестьянами, а до правления Екатерины II – дворцовыми крестьянами. По этой линии с девичьими фамилиями все не так хорошо и богато, как с однодворческими. Причины понятны. Однако по линии Нисифоровых исследователю и нашему единомышленнику Светлане Карнауховой удалось дойти до ХVII века. У государевых крестьян (предков Захара по материнской линии) своя очень интересная история. Они не менее двухсот лет на конезаводе выращивали лошадей для государственных нужд. Возможно, по маминой маме, по Лавлинским, тоже есть перспективы для поиска, так как документы по той предковой линии находятся в г. Воронеже в архиве ГАВО. Воронежские документы в большинстве своем оцифрованы и доступны для изучения. Главное найти зацепку, и поиск пойдет и уйдет в глубь веков, открывая свои особенные неповторимые исторические тайны.
Великая стена предков
(Илья Рыльщиков)
Никто не знает, когда они пришли на берега реки Воронеж в места, где вливает в нее свои воды река Становая Ряса. Известно, что добренские, каликинские, ратчинские мужики сразу после великой смуты числились монастырскими крестьянами и что то ли Михаил Федорович царь на исходе дней своих, то ли Алексей Михайлович в первые годы правления, поголовно перевел своим указом всех монастырских крестьян тех сел русского южного порубежья в ратные люди. Но вряд ли привезли Чудов и Спасский монастырь крестьян в свои южные владения, как привозили заводские автобусы в подшефный загородный пионерский лагерь пионеров во времена моего чудесного детства. Скорее наоборот, монастыри пришли туда, где мужики уже не первый год, а может, и не одно десятилетие пахали жирный степной чернозем.
Почему им не пахать-то было – Дон в тех краях, от нынешнего города Задонска до старинного города Лебедяни, достаточно широк и полноводен, чтобы быть преградой для врага (для крымских татар) и защитой для русского мужика. Берега Дона и в наше время покрыты лесными чащами, а четыреста-пятьсот лет назад наверняка там и леса были гуще, и площадь они занимали не в пример большую. В лесу враг может двигаться только по лесной дороге. А там он наиболее уязвим. Поэтому хищник, алчущий добычи – товара для невольничьих рынков, в эти края заглядывал редко, когда его там совсем не ждали, он все чаще пер по Муравскому шляху, пролегавшему западнее Ельца и восточнее Ливен ближе к Ливнам.
К слову, на Муравском шляхе в середине ХVII века русские люди, предводимые своим государем, построили крепость Чернавск, а может быть, обновили старую, обветшавшую. В Чернавске и в уезде с незапамятных времен служили военного сословия люди по фамилии Шубины, предки и братья предков поэта Павла Шубина, а может быть, даже и предки подло убитого террористами друга Захара Прилепина Александра Шубина.
Разных Шубиных было много на Руси, но от Чернавы до Луганска ближе, чем от Твери или от Костромы. Севернее Чернавска и южнее очередной преграды для крымцев, реки Красивой Мечи, в ХIХ веке в бассейне речки Воргол располагались необширные и небогатые поместья родителей и дедов писателя Ивана Бунина. Одно из таких мест называлось и называется Озерки, от слова «озирать», то есть высокое место, откуда далеко видно. У Бунина в рассказе «Муравский шлях» ямщик говорит барину: «Тут на нас в старину несметные татары шли. Шли, как муравьи, день и ночь, день и ночь и все не могли пройти…»
Муравский шлях преимущественно проложен был по возвышенностям и пересекал несколько нешироких речек. Любой археолог подтвердит, что в тех местах, где он пролегал, можно найти стоянки бронзового века, каменные орудия палеолита, монеты Древнего Рима, только русского духа и следов русских поселений, не считая крепостей, ранее Петровских времен в тех местах найти невозможно. Реальнее было в выжженной солнцем пустыне поселиться или в непроходимой тайге по соседству с медведями, чем на пути у крымских татар. Другое дело междуречье Дона и Воронежа. Там селились, наверное, уже и при Грозном.
Опять же, не берусь утверждать, но, наверное, в окрестностях Доброго городища жизнь тогда была спокойнее, чем в охваченных Ливонской войной северо-западных русских землях. Но все относительно. Река Воронеж не так широка и полноводна, как Дон. Хоть и окружали и окружают ее леса да болота, но все же непреодолимым препятствием она никогда не была. Недаром левобережье Воронежа в старые времена называлось ногайской стороной. Не только из Крыма на Русь шли завоеватели, со стороны Каспия – тоже. Да и Дон не Черное море – летней ночью незаметно за полчаса самое большое, держась за конскую гриву, можно было переправиться молодому и здоровому мужчине, каковыми были крымские разбойники в большинстве своем. Незаметно, это если обойти сторожи и дозоры. Назад с награбленным уже сложнее было двигаться. А стадо коров как переправлять? Враги же и скот угоняли, не только людей. Русскому мужику в те времена жизни не было без общины – когда опасность нависает, нужно держаться гуртом. Дозоры могло организовывать не только государство, но и общество. И без оружия на поле мужику делать было нечего – хоть лук с колчаном стрел, хоть саблю, хоть рогатину, хоть дубину с шипами он всегда имел под рукой.
Мне ничего не известно, бежали ли на реку Воронеж из пылающих псковских или великолукских земель, а вот елецкие фамилии в окрестностях Доброго были не редкостью. Ведь и Востриковы с ХVI века в Ельце жили, в детях боярских служили, поместья от царей получали. Уж больно боевую они носили фамилию. Вряд ли добрый молодец, получивший гордое и звучное вековое прозвище, имел какое-то отношение к острословам. А вот к вострой сабле, вострой стреле, вострому копью мог иметь и имел. Случайно так совпало или нет, но сразу после смуты какие-то Востриковы жили уже и в Каликино. Елецкие или нет, никто не скажет.
И Прилепины в начале ХVII века жили в Ельце, служили пушкарями, как в конце того же века в южно-русском Зарайске Шолоховы. В одно время с Шолоховыми пушкарями в южно-русском Мценске служили предки Ивана Бунина по прямой мужской. Мы в своей книге «Предки Бунина. Тайны и открытия» вместе с Н.В. Межовой цитируем документ, из которого следует, что четверо пожилых отставных пушкарей из десяти были калеками с поврежденными конечностями. Это мы еще не нашли имена погибших в боях – наверняка и таких было немало. Позволю себе одну цитату из нашей книги. Она о пушкарях.
«В наше время это может показаться удивительным, что в ХVII веке в пушкари набирали исключительно худородных людей. Проштрафившийся аристократ тоже мог попасть в пушкари, но, в целом, для родовитых там считалось служить зазорно. Аристократы воевали верхом на коне с копьем и саблей и с пистолями за поясом. Сейчас наследниками той их воинской службы является, пожалуй, фестиваль военной музыки и строевого передвижения «Спасская башня». Победоносное оружие – могущественные «Тополи», «Цирконы» и «Калибры», это – наследники «мужицкой» пушки ХVII века, чей снаряд – ядро, летело в сторону неприятеля благодаря мгновенной химической реакции, взрыву. Значит, операторы «Тополей» и «Калибров», являются наследниками пушкарей времен Русского царства». У тех, кто оставил такое богатое наследство, были имена…
Не только из Ельца переселялись русские мужики на берега Воронежа. Еще ближе к этим местам располагались города Лебедянь и Данков. На том же расстоянии, что и Елец – Скопин и Ряжск. Людской поток на плодородную южную степную землю хлынул из перенаселенной северной русской земли и из охваченных войной регионов, как ручьи бегут вдоль дороги в сторону реки после хорошего ливня – вероятным опасностям на юге тех людей было не удержать.
А может, все не так было: получили от государя монастыри землю между Доном и Воронежем, бросили клич, пошла молва, и понаехали охотники, и устроились жить при монастырях – у монастыря и стены высокие – укроют в случае опасности, и он по дальним дорогам заставы расставить может. Тут историкам виднее, но им и сложнее – они обязаны опираться на документы. Ловец прошлого имеет право на некоторые фантазии в своих рассуждениях, не касающихся документов о родстве. Он не историк, ему можно.
Итак, в 20-е годы ХVII века они уже были там. В самых ранних документах фигурируют монастырские крестьяне с прозвищами: Востриков, Трунов, Москаль, Кузнец. Эти прозвища соответствуют прилепинским родовым фамилиям. Самый ранний дошедший до нас документ был составлен в 1628 году. Уже тогда они жили бок о бок друг с другом. Захару через пять лет можно будет праздновать четыреста лет первого документального упоминания предков на родной земле.
Кстати, Москалевы – это общая родовая фамилия писателя Захара Прилепина и одного из авторов исследования, с которым читатель познакомился выше, Татьяны Синельщиковой. Татьяна, опираясь на документы, выяснила, что она Захару сестра в девятом колене. А еще в первом списке каликинских крестьян есть человек, носящий прозвище Кочет. Наталье Викторовне Межовой – еще одному исследователю, к слову, вложившему (или вложившей, не знаю, как правильнее сформулировать) решающий вклад в наши поиски, каликинские Кочетовы приходятся прямыми предками. Нет ни единого шанса, что они же не являются предками Захара. У наиболее вероятных кандидатов в предки, у кого-то из семей, то ли Труновых, то ли Кузнецовых, в женских родовых линиях Кочетовы появляются на горизонте. Но без железных доказательств родства мы утверждать, что оно имеется, не можем. Но родство есть, его не может не быть. Все каликинские жители и люди с каликинскими корнями – братья и сестры друг другу, в этом не приходится сомневаться.
Кстати, елецкий пушкарь по фамилии Прилепин вообще упомянут в документе, датированном 1617 годом. Осталось только елецких и каликинских Прилепиных связать родовой ниточкой, и можно будет праздновать какую-нибудь некруглую годовщину тоже первого упоминания.
Есть в первых списках 1628 года человек, носивший прозвище Татарин. Татаринов – прилепинская родовая фамилия. Вряд ли каликинские Татариновы произошли от казанских татар. Скорее всего, кто-то из разбойников во время набега попал в плен, и был оставлен в селе в качестве работника. По истечении какого-то времени каликинцы убедились, что бывший крымский или ногайский разбойник нормальный мужик и приняли его в общину. Нормальный мужик увидел, против кого он пер, горько пожалел о неудачном походе и помаленьку начал привыкать к новой реальности. Шутки шутками, а ученые говорят, что у русских и у других славян была такая особенность – принимать в общину чужаков и даровать им общие права.
Чему же они, добренцы и каликинцы, были свидетелями, каким событиям во времена, о которых что-то сказано в архивных документах? После Смуты в начале ХVII века, совсем рядом с Каликиной Поляной ходил и жег город за городом гетман Сагайдачный-Саайдашный-Саадашный. Так в документах его называют современники-дьячки. Саадашный (от слова Саадак) – набор воина: лук, колчан для стрел, стрелы. Воин был врагом. Стрелы его несли смерть.
После победы над Саадашным по южным землям Руси в первой половине того века не прокатывались такой разрушительной силы ураганы войны. От царя и великого князя Михаила в те времена мужикам с берегов Воронежа не было притеснения. Его власть едва ли распространялась так далеко от Москвы. Однажды царь Михаил Федорович потребовал от своих подданных из южных городов и сел под страхом смертной казни, чтобы они выдали всех плененных черкас Сагайдачного-Саадашного. Подьячий, писавший документ, отметил, что ни один подданный царю пленников не выдал. И ничего, укрывателям это сошло с рук. При Иване Грозном и Петре Первом не сошло бы.
Гораздо страшнее царского гнева для простого русского мужика была другая беда. Почему-то именно при правлении именно этого царя свирепствовали на Руси моровые поветрия. Что это было? Чума? Какая-то другая зараза? В южных городах эта беда выкашивала буквально всех служилых людей без остатка. После нескольких таких выкашиваний уже при Алексее Михайловиче в городе Зарайске Шолоховы, которые имели на тот момент, судя по всему, низкий сословный и социальный статус, вдруг оказались в списках пушкарей. Или вот вам другой пример: из-за полного безлюдья в служилые люди одного из городов, расположенного далеко от центра на южных рубежах русской земли, набрали гулящих людей со всей округи. Охотников из других городов среди служилых людей стать стрельцами, пушкарями или драгунами в новом городе не нашлось. Таковы были тогдашние реалии.
Уже в конце царствования Михаила Федоровича на некоторых участках Белгородской черты началось строительство крепостных строений. Добренцов и каликинцев оно коснулось в середине ХVII века. Они участвовали в той великой стройке, они на своих спинах, на своих жилах ее вытянули. И враг обломал зубы и проглотил слюнки, не получив барыши от работорговли. В это же самое время царь всея Руси Алексей Михайлович вооружил и обмундировал каликинцев, дав им казенных коней и такие же ружья. Уж не из под скопинской ли Казинки с царского конского завода гнали тогда табун в Каликино? Списки 50-х годов ХVII века служилых людей села Каликиной Поляны и других окрестных сел очень интересны. В тех списках есть Востриковы, Кузнецовы, Филиповы, Татариновы, Полухины, Труновы, Колупаевы, Епифанцевы, Бритвины, Рыбниковы, Москалевы, Ивакины, Пашковы, Колобовниковы, Михайловцовы, Звягины, Колюковы, Швецовы, Худяковы, Корнеевы. Нет только Прилепиных, Страховых, Нечвилевых, Подольских и Минаковых.
На самом деле, расчетное количество каликинских и добренских предков в середине ХVII века переваливает за две тысячи. В Каликино не проживало тогда столько народу. Выходит, что все население тогдашнего села – это предки одного единственного ныне живущего человека. Те, кто не оставил после себя потомства, были братьями предков. Соседние села, из которых брали невест, тоже в значительной степени являются предковыми. От родового села корни могут тянуться на сотню километров. Могут и не на одну сотню.
Иногда фамилии рассказывают нам, из каких далей пришли их носители. С Москалевыми надо разбираться – москалями называли черкасы и малороссы русских по происхождению людей, живущих среди малороссов. То есть носитель такой фамилии в Каликино или в его окрестностях мог прийти не с севера, а с юго-запада. А вот с Михайловцовыми и Епифанцовыми все более-менее ясно. Первый Епифанцов в Каликино или в его окрестности пришел из Епифани. От Епифани до Несифоровской Казинки верст шестьдесят – пеший дневной переход. А от города Михайлова до Казинки сорок пять верст – шесть часов пешего пути. Что касается Михайловцовых и другой родовой фамилий Захара, чьи носители тоже пришли в Каликино из села Волчьего: Рыбниковых, то о них можно сказать, что они стоят особняком в списке выявленных предков Захара Прилепина. Скорее всего, носители этих фамилий не были переведены из монастырских крестьян в служилое сословие. Эти фамилии встречаются в списках первой половины ХVII века у детей боярских Лебедяни (Михайловцовы) и Данкова (Рыбниковы). Дети боярские с различными фамилиями были испомещены и владели вотчинами. Эти ниточки могут тянуться и тянутся в глубину веков, чтобы переплестись с корнями русских писателей, вышедших из этих же мест, из южного русского порубежья. Стоит отметить, что в Каликино и в соседних селах встречаются фамилии елецких детей боярских, например: Глотовы и Резвые. Мы видим, что в ХVII – нач. ХVIII вв. шло социальное смешение. При безлюдье, вызванном постоянными набегами завоевателей, моровыми поветриями, воинскими походами, о чистоте дворянской крови служилые люди на окраинах государства думали не в самую первую очередь.
С вопросом, является ли актер Николай Рыбников родней Захару Прилепину, нужно разбираться отдельно, если в этом есть необходимость. Если предки Николая Рыбникова пришли в его родной Борисоглебск из Данкова, то такое родство очень даже возможно.
Фамилия Подольский вообще звучит, как княжеская. Но детей боярских, носящих эту фамилию в близлежащих городах я не нашел. Скорее всего, эта фамилия указывает на место жительства первого ее носителя. Человек жил на некоем Подоле – его прозвали Подольским. Вопрос, что это за Подол. Мне один Подол приходит на ум.
Есть еще один любопытный момент с известными фамилиями. В каликинской сказке 1762 года значится девичья фамилия Гаршина. Степан Кузнецов взял в жены Настасью в Усманском уезде у отца ее вахмистра Дмитрия Гаршина. У Степана и Настасьи родились двое сыновей. Прямых родственных связей предков Захара с этим семейством Кузнецовых и с Настасьей Гаршиной нам найти не удалось, но речь не о родстве писателей Прилепина и Гаршина. Эта находка – красноречивый пример, показывающий степень переплетения наших корней. Когда занимаешься генеалогией, то ясно видишь, что люди, чьи предки жили в одном регионе, все друг другу приходились кровными родственниками, к тому же достаточно близкими, даже если различался социальный статус их потомков перед Великой Октябрьской революцией 1917 года.
Вернусь в середину ХVII века, к происходившим тогда событиям. Тогда почти все предки Захара, чьи фамилии мы смогли отыскать в документах, уже были в сборе в селе Каликина Поляна, имели в распоряжении казенных лошадей и казенное же оружие. Оружие расчехлялось под Смоленском, под Могилевом, под Ригой и много где еще в долгой и кровопролитной войне с поляками. Были погибшие, были увеченные. Появлялись сироты и молодые вдовы.
В те времена оружие полагалось иметь всем без исключения: и торговым людям, и крестьянам – бердыш, рогатину, дубину, хоть что-то. Народ был милитаризирован. Государство не боялось вооружать народ. Нет, опасалось, конечно. Но выбора у государей не было – угроза, исходившая от внешнего врага, перевешивала опасность быть поверженными собственными подданными. Однако за несколько лет до 1670 года государевы люди настойчиво доискивались, не сговаривается ли кто из обывателей с донскими казаками, не бежит ли прельщенная чернь на Дон из каких либо сел и городков, нет ли вестей о приходе воинских людей с Дона. По каким-то причинам страх разинской грозы висел в воздухе задолго до похода Разина на Москву. Пусть историки разбираются в причинах войны и в причинах ее предчувствия, я же укажу на то, что исход на Дон шел непосредственно через Каликино, Доброе и другие ближайшие к ним городки и села. Наверняка среди разинцев были братья предков Захара. Среди царевых служилых людей, победивших в той войне с разинцами, были сами предки.
Утихла и эта буря, и народ опять стал наполнять закрома, когда одного не успевшего возмужать царя сменили на троне сразу двое юнцов. Об этом мало говорят и пишут, но 70-е, 80-е и начало 90-х годов ХVII века было самым жирным, самым черноземным временем для русского мужика со времен Ивана Грозного и уж точно до окончания правления Петра I включительно. Мужик и на государевой службе оставался мужиком – кормился он от сохи, от скотины в хлеву, от торговлишки выращенным своими руками. А служба была платой для мужика за возможность пахать свою землю. Походы случались и в это время: Чигиринский, Крымские, но кровопролитных изматывающих войн не было. Позже царь Петр будет собирать недоимки с подданных за полтора сытых десятилетия, недоимки мнимые и истинные – топить накопившийся мужицкий жир для своих великих дел. Это и был главный петровский ресурс для преодоления за десять лет столетнего отставания от врагов и конкурентов.
Из ХХI века Романовское царство с Иваном и Петром на троне выглядит монолитным, целостным, состоявшимся. А между тем, у меня есть красноречивые примеры назревающей угрозы для трона: некоторые торговые сделки кое-где заключали в те времена подьячие бояр, минуя законных государевых ставленников – царевых подьячих. Был случай, когда управляющий князя и боярина в челобитной к государям – слабоумному юноше и ребенку, многократно называл своего хозяина-боярина «моим государем» – не дерзость ли. В Мценске князья Вяземские мало того, что не пускали государевых слуг – стрельцов в свои вотчины, так еще и разоружали этих стрельцов, и не по одному разу. Под их горячую руку попал и один из предков Ивана Бунина. Феодалы, кому древность рода и знатность мутила сознание, неосознанно могли разорвать тогда Россию на лоскуты. Возмужавший Петр им этого не позволил сделать.
Но помимо больших государственных событий и свершений, на земле все шло по своему заведению. Об их муравейной жизни в четвертой четверти ХVII века сохранилось множество архивных документов, в основном судебных дел. И чего в них только нет. Дела о грабеже позволяют узнать, каким имуществом владел служилый человек. Ту же информацию можно узнать из наследственных дел об оставленных мужем после смерти неведомых сундуках. Есть дела о кладах. Причем, Кудояровы клады упоминаются на просторах от Воронежа до Мценска.
Немало дел о фальшивомонетчиках. Встречались таковые и в Добренском уезде. Есть письма государю о чародеях и чародействе, о сжигании ведьм – красивых женщин гетманом в Запорожье и сжигании родовитых старообрядцев в окраинных русских землях, в паре сотен верст от Каликина. Есть документы о предателях, нанимавшихся вожами к крымским и ногайским татарам – тоже в Добренском уезде это происходило. Здесь же орудовала банда ночных разбойников, днем притворявшихся добропорядочными подданными царей. Сообщается и о выращивании арбузов под Тамбовом, и о поиске и добыче руд в разных местах. Подавляющее большинство дел касаются имущественных претензий. Казалось бы, совершенно обыденные и рутинные, они несут массу интереснейшей информации – позволяют понять существовавшие тогда порядки, действовавшие законы, знакомят с тогдашним лексиконом или просто проливают свет на недолгие периоды, на фрагменты жизней людей, чьи имена исследователь нашел в списках жителей того или иного города или села. Есть в тех делах и упоминания некоторых названных выше прилепинских родовых фамилий. Хотя любое дело, в котором упомянуто село Каликино, по определению предковое в нашем случае. Вот бы в этом покопаться. Столько всего можно интересного извлечь.
Сейчас принято ругать Петра I. Часто его ругают за дело. К 20-м годам ХVIII века простой народ его должен был люто ненавидеть. Простой народ для Петра был ресурсом для его дел. Повторю, великих дел.
Есть ощущение, что царь Петр использовал бы этот ресурс без остатка, если бы это потребовалось для достижения государевых целей. Иван Грозный сто или двести бояр загубил и получил на века славу палача и кровопийцы. Раньше историки, особенно имперские, не затруднялись подсчитывать жертвы среди простого народа. Не хочу только ругать и клеймить царя Петра. С высоты веков видно, что жертвы не были напрасными. Он воевал и победил: к южному и к северному морю вышел, столицу и крепости на Балтике построил, современный флот, опять же, создал, науки начал культивировать.
Без этого была вероятность у Российской державы скиснуть на обочине, потерять самостоятельность, а следом и идентичность. Ценой больших жертв, Петр I этого не допустил. Важно, когда на самом верху властной конструкции находится человек, способный на непопулярные действия ради достижения далеких, но необходимых, жизненно важных целей, при условии, что цели определены правильно. Важно, когда правитель готов идти к поставленным целям, когда у него есть воля. В российской истории было несколько таких правителей, надеюсь, что они не только были, но и есть, и будут. Петр Алексеевич – один из них, из волевых. И это его достоинство перевешивает его недобрые дела.
В конце 90-х армией Петра Алексеевича был взят Азов, тогда же – построен флот в Воронеже. Предки Захара в этих трудных больших делах участвовали. Тому имеются документальные свидетельства. Уже в новом столетии царь вел долгую и тяжелую Северную войну. В те же годы, когда шла война, поборы с простого народа стали непосильными. В ландратской книге 1716 года мы нашли записи следующего содержания:
«Андрей Бритвин 30 лет с женой Акилиной 30 лет бежали безвесно… Дворовое место пусто Михалы Федорова сына Бритвина 50 лет з женой Настасьей 30 лет и з братом Афонасьем 20 лет и з женой ево Авдотьей 20 лет бежали безвесно… Дворовое место пусто Павла Григорьева сына Колобовникова 40 лет з женой Просковьей 35 лет бежал безвесно. Дворовое место пусто Трофима Данилова сына Тотаринова 30 лет з женой Февроньей 25 лет и з братом Василем 55 лет и з женой ево Матреной 40 и з дочерью девкой Авдотьей 4 лет бежал безвесно…»
Ну, и так далее.
Таких записей о пустующих домах несколько десятков. Очень много прилепинских выявленных нами, исследователями, родовых фамилий присутствуют в этом списке бежавших. А еще есть зловещее продолжение у этого списка: дворовое место пусто – все умерли. А где же оказались те, кто сбежал из села, не умер? Ушли через Дон на Волгу, и кто-то, наверное, даже на Керженец.
Павел Мельников-Печерский их быт и их традиции позже опишет в своих романах о старообрядцах и староверах. А в ХХI веке русский писатель Захар Прилепин поселится на небогатых на урожаи землях, куда за триста лет до него бежали братья его предков. Кто-то к 1744 году, к проведению еще одной переписи, вернулся в Каликино и продолжил свой род.
Скорее всего, именно из-за побегов нам, исследователям, не удается продвинуться вглубь по линии бабушки Захара, Марии Павловны Востриковой, по прямой мужской Востриковых (далее Филата Епифанова сына Вострикова). Филат родился примерно в 1715 году. Он записан в каликинскую ревизскую сказку 1762 года. В предыдущих сказках его нет. В годы массовых переселений он был младенцем. Можно представить, что родители неизвестно куда и когда несли его, кричащего, запеленованного, покидая родные края. Или, быть может, Филат родился уже на донском или на волжском берегу. Нам правды уже не доискаться. Филат выжил, вернулся на родину – ниточка не оборвалась. Примерно в то же время, когда Филат Востриков вернулся в родное село, жителю Лебедянского уезда Ивану Москалеву пришла в голову мысль тоже поселиться в селе Каликино. Кроме того, Иван в преклонном возрасте решил жениться и завести детей-поскребышков. И эта ниточка не распустилась на волокна. Чудесные ниточки человеческого корня, которые могли оборваться миллион раз, каким-то образом уцелели, сохранились, протянулись. Артему Горяинову в горячечном бреду снился очень правильный сон.
Петр I сделал рядовых служилых людей крестьянами, создав сословие однодворцев и приказав однодворцам не служить в армии всем поголовно. С средины ХVIII века жизнь каликинцев и миллионов других селян сильно изменилась. Не случались больше набеги крымских и ногайских татар, отпала необходимость выходить на пашню с оружием. В армии служили теперь только рекруты – от всеобщего милитаризма простыл след. Внуки драгунов и солдат сделались обычными крестьянами. До 1917 года почти двести лет жизни потомков солдат и драгунов протекали в одинаковых условиях, определяемых их сословным статусом. Наверное, и за те два столетия Романовской империи о потомках драгунов можно найти в архивах много всего интересного, но меня влечет к себе жизнь воинов-пахарей, обитавших на самом краешке русской Ойкумены.
Хочется мне получше рассмотреть ту их процветшую и исчезнувшую славную и полузабытую цивилизацию, которая была преобразована в Петровскую двухсотлетнюю империю, наследником которой, в свою очередь, был Советский Союз.
Они, их строй – как стены и валы Белгородской черты – тысячекилометрового защитного сооружения. И в Каликино сосновые стены Белгородской черты тоже стояли. Сейчас стен нет, и следов от них практически не осталось, но, благодаря десятилетиям существования черты в далеком ХVII веке, выжило и окрепло Русское государство, и развилось, и стало могущественным в последующие столетия. Вот и они, воины-пахари тоже – наша незримая стена.
Стена, крепость, твердыня, незримые носители русского духа, о которых мы очень мало знаем и, по правде сказать, не сильно стремимся что-то узнать. Надо исправляться, извлекать на свет божий все, что можно извлечь. Не ради них, ради себя и для потомков. Тут речь не только и не столько о предках Захара Прилепина, речь о всеобщем людском интересе к своему реальному, непридуманному прошлому.