Настоящая Украина слышит свою почву и кровь, которые плоти от плоти почва и кровь Белоруссии и России. Родные, милые, единые. Любые попытки их разъединить и вывести на какой-то особый путь — преступны.
Настоящая украинская литература идёт от философских трактатов и стихов Григория Сковороды (1722–1794), «Энеиды» Ивана Котляревского (1769–1838), рассказов и повестей Николая Гоголя (1809–1852), кобзарских песен Тараса Шевченко (1814–1861) и лирики Леси Украинки (1871–1913). В них политика сведена к минимуму, потому что остро поднимается вопрос самостийности и чести. А ответ на этот вопрос один: «Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?»
Настоящая Украина не скручивает себе голову в поисках хозяина, который бы взял над ней покровительство. Она может сама за себя постоять. А когда возникнут трудности, ей помогут братья из России и Белоруссии.
Ярким представителем такой Украины в начале ХХ века был поэт Яков Петрович Овчаренко, более известный нам как Иван Приблудный (1905–1937). Он родился в Харьковской губернии в селе Безгиново. Родители — простые крестьяне. Мать рано умерла, отца забрала Первая Мировая война, мачеха — не в счёт, поэтому юный осиротевший Яков ушёл осенью 1920 года из дома и начал странствовать. Ему было всего 15 лет.
Он батрачил и нанимался в пастухи. Прибивался к группе циркачей. Попрошайничал. Спасался как мог. Пока в один прекрасный декабрьский день не попал в бригаду легендарного Григория Котовского. Бойцы заметили приблудившего мальчишка и отрядили в конюхи. Котовский вскоре обратил внимание, что парнишка, исправно выполняющий возложенную на него работу, вдруг пропадает, а обнаружить его можно за маранием бумаги — стишки сочиняет. Попросил почитать, так он выдаёт:
О, чернобровая Україна,
Мой край премудрый и простой,
Какая сказочная тайна
Твой затуманенный простор.
Зелёных рек таёмный клёкот,
Всё те же грядки, тот же стог…
Далече, далеко́, далёко
Уйти бы в омуты дорог.
Поля да степь, куда ни глянешь,
За каждым выгоном курган.
Прощайте ж, рощи и поляны.
Прощайте, вербы и луга.
Покину кручи и байраки,
Покину хаты в рамках нив,
И кто-то долго будет плакать,
Косою очи заслонив.
Ещё не полное стихотворение, только наброски, до конца Приблудный (приблудившего мальчишку так и назвали!) напишет это стихотворение только несколько лет спустя. Пока — более-менее серьёзные упражнения на заданную тему.
Рядом с Котовским воевал тогда Виталий Примаков (один из видных советских военачальников и третий муж Лили Брик). Он-то и смекнул, что перед ним талантливый юноша; тягать того с собой по военно-революционным делам — только губить. Надо направить в Москву. Там разберутся, что делать. Так и поступили.
Приблудный, взявший себе ещё имя “Иван” (раз псевдоним, так по полной форме), оказался в московском интернате для одарённых детей. Позже его показали Валерию Брюсову, и тот принял юношу в только что организованный Высший литературно-художественный институт.
Не думаю, что у Овчаренко-Приблудного было сколько бы то ни было законченное начальное и среднее образование. Но тогда это было нормой. Новые красные университеты собирали одарённых ребят и работали над ним не покладая рук.
Среди студентов плюс-минус этого потока были ещё такие поэты, как Джек Алтаузен, Михаил Голодный, Василий Наседкин, Георгий Оболдуев, Михаил Светлов и Борис Лапин (этот парень уже входил в группу поэтов-экспрессионистов, возглавляемую Ипполитом Соколовым); прозаики Артём Весёлый и Степан Злобин; переводчик, которого в будущем высоко оценит Эрнест Хемингуэй, Иван Кашкин (он ещё и преподавал там английский язык); великий архивист Виктор Дувакин; детская писательница Вера Брунс-Сироткина, известная под псевдонимом Гек Финн; сын своего отца и писатель-мистик Даниил Андреев.
То есть целое поколение новой советской литературы прошло через Валерия Брюсова, его институт и его блистательных коллег. Об этом мало сейчас пишут. Эта страница советской истории ещё требует своего взыскательного исследователя. Но уже сейчас можно сказать, что это выдающееся явление.
Яков Овчаренко, он же Иван Приблудный, фото рубежа 20-30-х годов минувшего века...
А что Приблудный? Он во время учёбы сближается с Василием Наседкиным, через него выходит на Сергея Есенина, а тот и говорит парню заветную фразу: «Ищи Родину! Найдёшь — пан. Не найдёшь — всё псу под хвост. Нет поэта без Родины!»
Приблудный давно нашёл, да даже и не терял её. Он только о ней и пишет:
Испытал я рано и случайно
И любовь, и дружбу, и вражду.
Кто же ты, взывающая тайно,
Где же ты, которую я жду?
Надоела пудреная стая,
Хитрые припадки что ни день;
Снилось мне: ты, девушка простая,
Из родных, вишнёвых деревень.
Крепкий стан, бряца́ющие бусы:
Друг, жена и будущая мать,
Я не Блок, не Бальмонт и не Брюсов,
Чтоб тебя богиней величать.
Стройная, волнующего роста,
Как и та, что Данте потерял, —
Подойдёшь ты ласково и просто,
Как подходят дети к матерям.
Подойдёшь, коснёшься… и впервые
Я пойму: каким я был слепым,
Как ничтожны яства дорогие —
Перед хлебом чёрным и густым.
Я пойму, о чём я вечерами
Тосковал и думал, притаясь,
Почему с больными этажами
Не хотел мириться ни на час.
Тёплая, здоровая, крутая,
Ты, как нива, вспаханная мной,
Будешь в ожиданье урожая
Шелестеть мне свежестью земной.
И не надо вздохов, ни намёков,
Ни обид, что разно расцвели,
Всё без нас продумано глубоко
Мудрыми законами земли.
Это стихотворение также встречается в печати под названием «Полевая серенада». Но на что в первую очередь надо обратить тут внимание? Вишня — один из самых узнаваемых украинских образов. Можно обратиться к классике и вспомнить «Вишнёвый сад» Антона Чехова, а можно перелистнуть время вперёд и взять одно стихотворение земляка Ивана Приблудного — Эдуарда Лимонова:
Лучше б я не восстал из живых
лучше я бы под вишней лежал
Этой вишней старинных кровей
беломраморной мудрости ласк
Ах, зачем отступился от ней
и ушёл, и восстал из живых
Разве плохо жужжанье пчелы
и подстилка из трав молодых
И средь травок ползущие три
муравья в беспредельном лесу.
Стали думать они, обходить
мои пальцы, куда их девать.
Это стихотворение написано весной-летом 1969 года. Надо отметить, что и у Приблудного, и у Лимонова возникают одни и те же образы: вишня, ветер, травы, которыми можно укрыться, пчёлы, деды и пр. Именно на них держатся воспоминания об Украине.
Ещё здесь Приблудный работает с образом Прекрасной Дамы, который довёл до философско-поэтического предела Александр Блок. Богиня — лишь один из её вариантов. Если говорить о конкретных стихотворениях, то у Блока — это «Какому богу служишь ты?» (1901):
Иль ты, сливаясь со звездой,
Сама богиня — и с богами
Гордишься равной красотой, —
И равнодушными очами
Глядишь с нездешней высоты…
У Константина Бальмонта — «Богиня-Громовница» (1906):
Девица волшебная, богиня Громовница,
Моя полюбовница
Лежала в гробу.
И ветры весенние плакали жалостно,
И с воплями, яростно,
Играли на флейтах, и дули в трубу.
У Валерия Брюсова, вероятно, «Муза в измятом венке, богиня, забытая миром» (1897):
Муза в измятом венке, богиня, забытая миром!
Я один из немногих, кто верен прежним кумирам;
В храме оставленном есть несказанная прелесть, – и ныне
Я приношу фимиам к алтарю забытой святыни.
Оцените, как продвинулся талантливый юноша? То, что он читал Котовскому и Примакову, и то, что он начал выдавать, проучившись в брюсовском институте, — талант рос, видимо, не по дням, а по часам.
Обратите ещё внимание, что Иван не гонялся за истинно украинским языком. Если было к месту, он вставлял определённые словечки и прорабатывал диковинные образы: “таёмный клёкот”, “кручи и байраки”, “хаты в рамках нив”. Но что бы “назло маме отморозить уши” — такого не было.
Приблудный взял себе в учителя и друзья — собственно, Сергея Есенина. Не отходил от него ни на шаг. И впитывал всё: не только поэтическое мастерство, но и забубённую удаль, и пьяные скандалы, и лёгкое отношение к жизни. В этом плане ученике со временем перерос учителя — да так, что его беспечность вошла в легенды.
Одна из них зиждется на том, что именно Иван Приблудный стал прототипом для Ивана Бездомного из романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. Некоторые литературоведы сомневаются и приводят другие чисто советские фамилии типа Горького, Безыменского, Бедного, Голодного и т.п. И ещё задаются закономерным вопросом: а были ли вообще они знакомы — Приблудный и Булгаков?
Что ж, легко ответить на этот вопрос. У них был один общий друг, при этом, что важно отметить, он очень тесно с ними дружил в одно и то же время — в 1930-е годы. И этот человек Фёдор Николаевич Михальский (1896–1968) — главный администратор Художественного театра, директор Музея МХАТ. Михаил Булгаков вывел его как Филиппа Филипповича Тулумбасова в «Записках покойника» («Театральном романе»). А Иван Приблудный, когда денег не оставалось совсем и ночевать было негде (по сути поэт в Москве существовал без определённого места жительства), приходил к Михальскому и кормился у него. Иной раз мог занять денег и оставить своеобразную расписку в стихах:
Уважаемый товарищ Фёдор,
Выручи, пожалуйста, меня.
Если хочешь, чтобы я не помер
До начала завтрашнего дня.
Целый день я, лёгкой пули пуще,
Бегаю по городу Москве
С думой о сочельнике текущем
И о предстоящем Рождестве.
Спотыкаясь у бугров и кочек,
Еле-еле сам себя влеку.
Одолжи ж мне за двенадцать строчек
Из расчёта — по четвертаку.
Та самая расписка Ивана Приблудного в стихах...
И Михальский-то мог легко устроить вечер, на котором бы сошлись Приблудный и Булгаков.
В самом начале 1930-х годов поэт выпадает из Москвы. Его ссылают в Астрахань. Дело в том, что он спьяну согласился быть осведомителем. А как протрезвел, понял, что натворил. Впредь старался саботировать работу на компетентные органы. Иной раз намеренно трепался об этом, чтобы чекисты поняли, что на такого человека рассчитывать нельзя. В 1931 году он за свою болтовню, собственно, и загремел в ссылку.
Это будет первой проработкой поэта. Позже, по возвращении в Москву, он станет кутить с Борисом Корниловым и Павлом Васильевым. Ополчится на молодых советских баловней муз типа Джека Алтаузена или Иосифа Уткина, которые (в отличие от Приблудного) регулярно печатались везде, где только можно. Будет вести суровые русские разговоры, переходящие в теории заговора, с Сергеем Клычковым и Юрием (Георгием) Есениным.
Всё это вместе станет основой для обвинения в участии в контрреволюционной террористической организации поэтов и подготовке терактов против руководителей большевистской партии и правительства СССР. Его расстреляют 13 августа 1937 года. Вместе с прозаиком Николаем Зарудиным, поэтом и критиком Борисом Губером и редактором «Красной Нови» Александром Воронским.
Об этом необходимо писать отдельно, пока же — про поэзию.
Стихотворений 1930-х годов у нас не так много. Но и те, что есть, — всё на ту же тему — Родина, Родина, Родина во всех своих проявлениях. В попытке сшибить трудовую копейку Приблудный писал о больших стройках и казнокрадах — этакие стихи на заказ для «Прожектора», «Огонька» и «Крокодила». Но настоящие стихи были об Украине:
В трёхстах верстах от Киева, на западе Укра́їны,
не думая о Западе, не зная где Восток,
заросший и запущенный, как садик без хозяина, —
разлёгся тихий, маленький, зелёный городок.
Кругом поля с кустарником, вокруг леса с полянами,
и он, за цветом Запада следивший столько лет, —
доволен как игрушками — мостами деревянными,
высокими, весёлыми, каким подобных нет.
Он стар, как первый колокол, как сказки об Иванушках,
и сказку былью делая, не по его ль дворам
играют с кошкой голуби, цветет полынь на камушках,
и совий вой над вербами плывет по вечерам.
Меж скалами, меж вербами, ленивыми изгибами,
о чём-то будто думая, колышется река,
дома́ в ней отражаются ныряющими глыбами,
сливаются, полощутся и тонут облака.
Куда идёт, зачем живёт — не знает и не ведает,
но от зарниц лазоревых до розовых зарниц
поёт и песни слушает, труди́тся и обедает
и некогда следить ему за модами столиц…
Это стихотворение, точнее первая из трёх его частей — про город Каменец-Подольский. Оно входит в сборник под названием «С добрым утром!» (1931). И в нём, как мне представляется, важную роль играет ориентация на месте и пространстве.
Каменец-Подольский — один из древнейших городов Руси. Основан в XII–XIII веках. Находится на западе Украины в Хмельницкой области. До сегодняшнего дня сохранил исторический центр в неприкосновенности. По нему можно гулять, как по музею: отовсюду дышит старина. В пореволюционную пору он становился визитной карточкой оголтелого украинства, но, к счастью, ненадолго.
И в этом контексте особенно важно услышать слова настоящего украинца Ивана Приблудного:
В трёхстах верстах от Киева, на западе Укра́їны,
не думая о Западе, не зная где Восток,
заросший и запущенный, как садик без хозяина, —
разлёгся тихий, маленький, зелёный городок.
Непродолжительное время молодой Приблудный жил там в 1921–1922 годах. То есть для него всё это ещё пропитано политикой. Можно не знать, где Восток, но чувствовать его, так или иначе. Кровь и почва не дадут забыть. Можно жить запущенным, как садик без хозяина, — Бог присмотрит. Но думы о Западе — это уже болезнь. И это же непонимание своей самостийности, своего мира, своего пути.
Истинный патриот своего Отечества Иван Приблудный отлично это понимал.
