Не секрет, что в новейшей истории европейского кино Румыния заняла особое место. В конце 80-х, когда география экрана начала стремительно расширяться на восток, Европа ожидаемо провинциализировалась, и свет увидел периферийный кинематограф. Возникли новые имена из Македонии, Сербии, Дании, Финляндии — даже внутри главных стран образовались сугубо локальные течения (“Берлинская школа” в Германии, “Французские экстремалы” во Франции). Успех регионального кинематографа с узко национальной тематикой закрепила новая румынская волна, достижения которой (к слову, самые интересные из местных кинематографий) были своевременно отмечены на всех престижных кинофестивалях.
Кадр из фильма “Безумное кино для взрослых” (2021) Режиссер Раду Жуде
Разговор о румынском феномене стоит начать с исторического факта — киноиндустрия в этой стране возникла только после Второй Мировой. До 1948 года в Румынии не существовало регулярного кинопроизводства и, как следствие, национальной киношколы. Само собой, снимать кино румын научил Советский Союз: с 1948 года Румыния взяла курс на построение социализма. Централизация, национализация, соцреализм — здесь все ясно.
Румынская версия марксовского учения неотделима от личности кондукатора (от рум. вождь) Николае Чаушеску, чью эпоху еще при нем окрестят “Золотой эрой”. Сложный политик возглавил партию в 1965 году, легко расправился с конкурентами и взял власть в свои авторитарные руки. В 1989 Социалистической Республике Румыния происходит антикоммунистическая революция, в результате которой власть Чаушеску была свергнута, а сам кондукатор вместе с женой были казнены. На Чаушеску висят классические штампы социалистического генсека — тоталитаризм, репрессии, экономический и идеологический кризис, культ личности и т.д. Квалифицировать напряженное время диктатора не позволяет объем статьи, но обойти мимо его фигуры невозможно — румынское кино по-настоящему родилось как раз при нем. Разумеется, как главное орудие пропаганды. В связи с этим еще одна занимательная деталь.
Термин “новая волна” в Румынии уже фигурировал, когда в 70-х критики пытались вписать в культурный контекст сложившуюся группу молодых кинематографистов. Речь о таких режиссерах как Дан Пица, Стере Гуля, Мирча Верою и Дину Танасе. На их плечи легла задача по созданию нового патриотического кино, которое обновило бы в массовом сознании идею о величии румынской нации, и в то же время носило зрелищный, развлекательный характер. Постановщики пошли правильным путем — они начали делать вестерны.
Торжество “старой новой волны” (если оксюморон уместен) объясняется дефицитом западных картин в румынском прокате и подавлением любых интеллектуальных и критических высказываний о режиме. Мирча Верою и Дан Пица под давлением партии перешли с экранизации румынской классики (“Каменная свадьба” 1972, “Дух золота” 1974) на увесилительный жанр, а режиссеру Лучиану Пинтилие и вовсе пришлось эмигрировать во Францию из-за запрета фильма “Реконструкция” 1968 года. Разнокалиберные румынские вестерны “золотой эры” вроде “Три дня и три ночи” Дину Танасе (1976) или трилогии о трансильванцах (1977-1980) собрали неплохую кассу и на родине, и в дружественных странах. Вестерн ведь форма универсальная — там всем, вне зависимости от идеологии, понятно, кто хороший, кто плохой, а кто злой.
Кадр из фильма “Пророк, золото и трансильванцы” (1978) Режиссеры Дан Пица, Мирча Верою
Действительный прорыв румынская кинематография совершила в 2000-х, когда страна оправилась от кровавой революции и сокрушительного кризиса. Новое поколение режиссеров, дебютировавших в 21 веке, оказались в довольно драматичной ситуации. Вступив в 2004 году в НАТО, а затем в 2007 в ЕС, Румыния, вроде бы навсегда забыла красный период своей истории. По прошествию времени стало очевидно, что это не так — социалистическая эпоха повлияла на жизнь румын гораздо глубже, въелась в самые дальние уголки сознания. О реабилитации Чаушеску говорить не приходится, но о некоторой ностальгии и переоценке “золотой эры” — безусловно. По крайней мере теперь в глазах румын правление великого кондукатора уже не выглядит столь однозначным. Недавно, например, Чаушеску и вовсе сравнили с Иисусом Христом.
Сложившаяся обстановка открыла перед режиссерами новые темы. А новые темы в большинстве своем требуют и новой эстетики.
Рождение румынской “новой волны” принято связывать с двумя короткометражками, которые вышли в 2004 году и выиграли главные кинофестивали (в Каннах и Берлине) — “Дорога” Каталина Митулеску и “Блок Кента и пакет кофе” Кристи Пую. Оба режиссера, не сговариваясь, создали идентичные по стилистике ленты — сухая, почти репортажная манера съемки, затянутые гиперреалистические кадры, отсутствие музыкального сопровождения. Тематика картин тоже получилась схожая — так или иначе они о товаризации личностных отношений, о том, как властный мегаполис поглощает все сферы человеческого бытия. При ближайшем рассмотрении видны и различия. “Блок кента” о конфликте поколений, где отец-пролетарий и сын-клерк не могут найти общий язык друг с другом — их разговор постоянно перебивается сплошным потоком брендов из меню ресторана. “Дорога” — об отдалении отца-бизнесмена от маленькой дочки, которую тот видит только на экране кнопочного телефона, да и то в пробках. В оригинале последняя лента называется “Traffic”, и такое название более соответствует режиссерской задумке — бизнесмен незаметно для себя и своей семьи становится атомом обезличенного трафика, несущегося в пугающую бесконечность.
Кадр из фильма “Блок кента и пакет кофе” (2004) Режиссер Кристи Пую
Уже в 2005 выходит манифест “новой волны” — “Смерть господина Лазареску”, за авторством того же Кристи Пую. Лента о шокирующем путешествии по бухарестским окраинам прорубила окно румынским режиссерам на международные фестивали и на долгое время стала образцом для постановщиков из соседних стран. В центре сюжета нищий пенсионер Лазареску, которому понадобилась экстренная госпитализация. Здесь и завязываются проблемы — сначала в помощи отказывают родственники и соседи, потом не может приехать скорая, а в конечном итоге больницы швыряют Лазареску от одной к другой, где пациенту ставят разные диагнозы.
Интрига в фильме моментально испаряется — Лазареску умирает, и мы будем знать об этом, хотя прямо его смерть не показана. С одной стороны, главный герой здесь Румыния, которая обнажает все свои социальные противоречия. С другой — одинокий человек, его смятение перед бессмысленностью существования.
Кадр из фильма “Смерть господина Лазареску” (2005) Режиссер Кристи Пую
Такая многомерность будет фигурировать во многих фильмах “новой румынской волны” — это отличает их от плоской конъюктурщины, которая наводнила Берлинале. Скажем, Кристиан Мунджиу — другой нововолновец — на специфическом румынском материале создавал психологические триллеры. Самый известный из них — “4 месяца, 3 недели и 2 дня” (2007), про один нелегальный аборт в Румынии времен заката Чаушеску. Любая оптика подойдет для этой картины — политическая, если усмотреть в неспособности взять ответственность за жизнь ребенка, инфантильность румынского общества; историческая — если учесть документальную точность в воссоздании румынских 80-х; экзистенциальная — если взглянуть на двух студенток, ищущих акушера, как на людей, которые действуют в пограничной ситуации и встречаются с подлинным бытием. Сделан фильм в уже знакомом минималистическом стиле (нервная камера, длинные диалоги, отказ от внутрикадрового монтажа), который придает тривиальным бытовым сценам тревожный характер.
Еще одна крупная фигура — Корнелиу Порумбою. Он по праву может считаться главным социологом “румынской новой волны”. В своих намеренно антизрелищных и аскетичных фильмах Порумбою с дотошностью остроумного ученого разглядывает румынское общество. Начинает с самого больного — травматичного прошлого. Дебют “12:08 к востоку от Бухареста” (2006) в комичной форме исследует память о ключевых событиях или то, что от памяти осталось. Сюда же можно отнести документальную ленту “Бесконечный футбол” (2018), в которой постаревший футболист делится мыслями по поводу новых правил в футболе и критикует старые (читай — думает о будущем Румынии и вспоминает роковые ошибки истории). В картине с хлестким названием “Полицейский, имя прилагательное” (2009) режиссер помещает в тесные рамки закона простого человека, и человек извивается, корчится — он не хочет быть безжизненной частью речи. Такого же человека Порумбою щупает в “Метаболизме” (2013), устраивает ему гастроскопию, чтобы проверить его внутренности. Диагноз неутешительный. Человек ничего не содержит в себе. Он пуст. Опустошен или пуст изначально — решать уже зрителям.
Кадр из фильма “Полицейский, имя прилагательное” (2009) Режиссер Корнелиу Порумбойу
Среди румынских режиссеров есть и совсем уникальный случай — Кристиан Немеску, который не дожил до премьеры своего полнометражного дебюта — разбился в аварии. Картина “Мечты о Калифорнии” (2007), выигравшая Особый взгляд Каннского фестиваля, сегодня смотрится предельно актуально, в связи с накаленной политической обстановкой. В 1999 году, после бомбардировок Югославии, НАТО решает разместить свои силы на Балканах. Для этой задачи выбрана Сербия, и НАТО отправляют туда ракетную установку по железной дороге через Румынию. Поезд застревает в глухой румынской деревушке — местный начальник станции отказывается пропускать транспорт по собственной воле. Для него это возможность отомстить американцам за то, что не они, а СССР освободили румын от фашистов в 1944.
Кадр из фильма “Мечты о Калифорнии” (2007) Режиссер Кристиан Немеску
Помимо исключительно народных тем, в картине явно обличается так называемая гуманитарная интервенция США в Югославию, и делается это на примере разрозненного румынского общества. Прекрасно написала об этом фильме киновед Светлана Смагина: “Режиссер <…> смог показать политическую и социальную драму нищей и голодной страны, разрозненной режимом диктатора Чаушеску, трагедию отдельно взятого человека в этой стране через ироничную, полную абсурда и национального колорита историю о долгожданном прибытии американцев в Румынию после полувека несбывшихся надежд.”
Чуть менее заметные персоны не слабее предыдущих — они также разрабатывают собственные темы, просто звезды на их судьбах сходятся не так охотно. Раду Мунтяна беспокоят нерешенные после антикоммунистической революции вопросы (“Гнев” 2002, “Бумага будет синей” 2006), Флорин Шербан берется за характерную для румынии тему эмиграции (“Эмигрант” 2009, “Хочу свистеть — свищу” 2010), Калин Питер Нецер рисует социальный портрет общества (“Поза ребенка” 2013, “Ана, любовь моя” 2017), а Раду Жуде концентрируется на сложностях семейных отношений, перепрыгивая иногда на самую темную страницу румынской истории — “Железную гвардию” (“Самая счастливая девушка на свете” 2009, “Мне плевать, если мы войдём в историю как варвары” 2018).
Кадр из фильма “Хочу свистеть — свищу” (2010) Режиссер Флорин Шербан
Тем не менее, если резюмировать явление “румынской волны”, то получается, что режиссеры не создали абсолютно нового кино. Они одолжили действенные инструменты у соседних кинематографий, чтобы рассказать о себе, озвучить дух своего народа. Даже термин “новая волна” уже когда-то существовал на территории Румынии. Это наглядный пример, как следует решать проблемы с национальной кинематографией, не изобретая велосипед. А когда насущные вопросы с повестки сняты, инструменты можно отбросить за ненадобностью — так сделал Кристи Пую в фильме “Мальмкрог” (2020), в основу которого положено философское эссе Владимира Соловьева “Три разговора”.
Идея сумасшедшая. Но работающая. Достаточно вспомнить, когда вы в последний раз слышали в кино имя русского философа Владимира Соловьева, и всякие сомнения тут же испарятся.
