О кинематографе независимого Казахстана
После распада СССР Казахстан неожиданно открылся миру с кинематографической стороны. Кто бы мог подумать, что республика, где к концу 80-х снималось не более 6-ти картин в год, явит на свет целое поколение ярких режиссеров, которые тут же создадут национальное кино. На постсоветском пространстве Казахстан оказался первой страной, где родилась так называемая New Wave — о схожем феномене мы можем говорить и применительно к России, но только к середине 2000-х годов.
Для всякой “новой волны” характерен новый язык — она одновременно разрушает уже существующую мифологию и строит на ее обломках собственную. В этом смысле молодые казахские художники принялись заново описывать реальность, исходя из вызовов тревожного времени. Новое кино возникло на пересечении во многом враждебных друг другу культур, западной и восточной, возникло вопреки экономическому и цивилизационному кризису. И здесь любопытно, что идеологически “новая волна” не становилась в четкую оппозицию советскому — она либо свидетельствовала о проблемах настоящего, либо прорывалась к историческому прошлому казахского народа. Очевидно, что режиссеры порывали с одномерными, соцреалистическими темами, но тотальная расправа с красным наследием их не интересовала.
Кадр из фильма “Тень завоевателя” (1991) Режиссер Ардак Амиркулов
Крестным отцом казахской “новой волны” считается Сергей Соловьев — именно он в начале 80-х организовал во ВГИКе режиссерскую мастерскую для молодых казахов. Почти все они стали творцами киноавангарда — Серик Апрымов, Ардак Амиркулов, Абай Карпыков, Рашид Нугманов. В это же время из других профессий к ним примыкают Дарежан Омирбаев, Ермек Шинарбаев и Сабит Курманбеков.
Первая ласточка мастерской — культовая “Игла” Рашида Нугманова (1988), где в главной роли снялся Виктор Цой. Формально картина сделана еще в СССР, но по духу она уже абсолютно из другого мира — взрывная, романтическая, стильная. Неприступный Моро в исполнении Цоя то ли персонификация смерти (на что намекает его имя), то ли символ отчаянной жизни, но в любом случае — необходимый герой перестройки. Финальный аккорд “новой волны” — экспериментальная драма “Дорога” Дарежана Омирбаева (2001), подводящая своеобразный итог обновлению казахского киноязыка. Омирбаев не случайно делает центральным персонажем фильма режиссера — тот едет на машине к умирающей в деревне матери и прокручивает в голове аляповатые сценки неснятых (или уже сделанных) фильмов. Это личная и даже самоироничная картина, но наличие в ней многочисленных отсылок и цитат к казахскому кино (в одной из ролей режиссер Серик Апрымов, плакаты фильмов “Абай” и “Аксуат” в квартире героя, аллюзии на собственные работы Омирбаева и т.д) делает ее интертекстуальной и предельно важной для нового казахского кино.
Режиссер Дарежан Омирбаев. Один из представителей казахской “новой волны”. Фото brod.kz.
Чтобы рассказать о каждом из авторов “волны”, не хватит беглого обзора или короткой статьи — нужны диссертации, монографии, курсы. Отдельный режиссер — особое предназначение. Омирбаев развивал аскетическую традицию Робера Брессона, Амиркулов выхватывал Логос из метафизического понимания истории, Апрымов сталкивал аул и мегаполис, Карпыков играл с жанрами, смещал иллюзорную нормальность и заглядывал под ее покрывало. Явный лидер среди постановщиков отсутствовал — их всех связывало страстное, творческое переживание конца эпохи.
Однако, как и свойственно любому движению, казахская “новая волна” закончилась. Безусловно она будет жить до тех пор, пока живы ее создатели — а на данный момент здравствуют и работают и все режиссеры этого течения. Но что происходит с казахским кино сегодня?
К новому тысячелетию Казахстан подошел с принципиально другими задачами и политической идентичностью. Он уже не был тем растерянным государством, которое с ужасом смотрело на предстоящие испытания.
Следом изменялся и казахский кинематограф. Мутировал он масштабно и стремительно, поэтому охарактеризовать современное казахское кино довольно сложно. “Казахфильм” перестал быть сердцем киноиндустрии, и искусство широкого экрана рассредоточилось по частным студиям. Накопились деньги для грандиозных и крупнобюджетных проектов (“Кочевник”, “Монгол”), с которыми Казахстан планировал выйти на международный рынок. Появились новые амбициозные авторы (Жанна Исабаева, Фархат Шарипов, Шарипа Уразбаева) и продолжали творить еще советские ветераны (Сатыбалды Нарымбетов). Ключевое слово здесь — разнородность.
После оглушительного успеха “новой волны”, казахских режиссеров охотно начали принимать на престижных фестивалях, но в элиту конкурса (как те же румыны или датчане) они не попали. Наивысшее достижение нововолновцев — победа в секции “Особый взгляд” на Каннском фестивале с хлестким фильмом “Киллер” Омирбаева (1998) о парне, вынужденным стать наемным убийцей, чтобы расплатиться с долгами. В дальнейшем такой же успех ждал режиссера Сергея Дворцевого, с которого начался новый виток популярности казахского кино. Последний сначала покорил Канны живописной мелодрамой “Тюльпан” (2008), а затем шокировал триллером про будни гастарбайтеров “Айка” (2018). Обе картины имеют космополитический статус (копродукция Казахстан-Россия-Германия-Швейцария), но на Оскар выдвигались именно от Казахстана. Сам режиссер спокойно раздваивает себя и на российскую, и на казахскую почву. “Я российский режиссёр, но от Казахстана я не отказываюсь”, — однажды сказал он.
Кадр из фильма “Айка” (2018) Режиссер Сергей Дворцевой. За роль мигрантки из Киргизии казахская актриса Самал Еслямова удостоилась пальмовой ветки — высшей награды.
Победа ждала казахов и на Берлинском кинофестивале. В 2013 году молодой постановщик Эмир Байгазин получает Серебряного медведя за дебютную ленту “Уроки гармонии”. Историей о школьном буллинге в холодных полутонах Байгазин заявил о себе, как о талантливом поэте. Следующими фильмами — “Раненый ангел” (2016) и “Река” (2018) — он лишь закрепил это титул. Пусть и Эмир Байгазин не всегда точен в своих кадрах. Ведь поэзия не обязана быть точной.
Кадр из фильма “Желтая кошка” (2020) Режиссер Адильхан Ержанов
Замыкает флагманскую тройку фестивальных героев Адильхан Ержанов — вероятно, самый популярный из новых казахских режиссеров на западе. С поразительной продуктивностью (на его счету уже 11 полнометражных фильмов!) из лоскутков разного жанра режиссер плетет историю аула Каратас — как раз там и происходят сюжеты большинства его лент. Чаще всего Ержанов пользуется нуаром или гангстерским фильмом, как уже готовой формой (“Чума в ауле Каратас” 2016, “Черный, черный человек” 2019, “Улболсын” 2020), чтобы отразить социальные проблемы Казахстана. В то же время у работ Ержанова есть два серьезных недостатка — избыточность и торопливость. Он перепрыгивает с одной темы на другую, успевая сдабривать повествование сюрреалистическим юмором, от которого ни смешно, ни холодно. Есть ощущение, что самого Ержанова общественные противоречия не волнуют — он всего лишь хочет закрепиться на международном фронте, заимствуя эстетику из корейского и китайского кино.
Кадр из фильма “Старик” (2012) Режиссер Ермек Турсунов
В конечном счете, облик страны высвечивается не через фестивальное кино, в котором личность режиссера занимает главенствующее положение, а через большие, массовые картины, где национальный миф раскрывается со всех сторон. В этой области Казахстан действительно выглядит внушительной и самостоятельной киновселенной — появление, например, единственного в своем роде тенгрианского (доисламская религия казахов) вестерна “Старик” (2012) или великолепной притчи без слов “Невестка” (2008) — оба фильма Ермека Турсунова — о многом может сказать. Например, о том, что казахи твердо стоят на земле. Что имеют прочные, традиционалистские связи с культурой.
В отличие от той же России, чей финансовый и интеллектуальный потенциал несоизмеримо больше, но чей кинематографический и философский путь по какой-то нелепой и непонятной причине остается неопределенным.
