Хабомаи: в краю тюленей и каланов, а также… лис и лошадей

Наша поездка пришлась на весну и заняла два дня, за время которых я увидел тюленей и каланов больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Немалая часть территории Южных Курил стала заповедной ещё на излёте советского времени, и первым был образован заказник «Малые Курилы», включивший в себя т. н. Хабомаи с акваторией вокруг, что стало хорошей новостью для морских млекопитающих. Каланов в 1999-ом году было обнаружено всего 6 особей, а в 2020-ом мы насчитали уже 354.

На вторые сутки «малокурильского» визита мормлеки начали мне сниться. Во сне наша лодка так же, как наяву, обходила скалы и миновала рифы, над нами пролетали топорки и бакланы, истерично вопили чайки. Я так же пробирался по обрывистым берегам, проваливаясь и застревая ногами в норах, созданных гнездящимися птицами. Вокруг стелилась равнина без деревьев и кустарников с невысокими сопками и пологими спусками. В конце апреля бамбучник на островах был желтоват, а кое-где в разнотравье виднелись синеватые листья нераспустившихся лилий. Хотел бы я побывать там летом, когда они расцветут.

Малые острова сохранили следы прежних времён, характерные для Южных Курил – бетонные и каменные основания зданий, руины построек, периметры расформированных застав, огороженные ржавыми рулёжками, заросшие окопы… И ямы непонятного происхождения, быть может заброшенные с тех пор, когда здесь обитали японские рыбаки, а может оставленные ещё айнами. И куски лодок, залежи поломанных чилимниц (ловушек для креветки), горы спутанных сетей и прочее, что теперь природа последовательно и терпеливо забирала обратно.

Брошенное судно… Здесь и далее — фото автора

Чилимницы у заброшенного рыбстана

Эта противоположность нынешнего запустения и былой цивилизации напомнила мне, как в 2019-ом году мы мостили и гатили дорогу на кордон «Саратовский» (на севере Кунашира) с инспектором Карповым, который рассказывал по пути – тут, мол, был посёлок и вот тут, и ещё там, на сопке… А мы с ним таскали булыжники, деревянные чурбаки и валили их в топкую грязь, как будто в XVIII-ом веке, посреди леса с буреломами и высокотравьем, где не было ни малейших признаков присутствия человека, кроме этой дороги и кордона. Сильный контраст, как везде на Курилах…

Несмотря на весеннее однообразие пейзажей, каждая «кочка» запомнилась чем-то своим, особенным.

Пробираясь по скалистому берегу самого крупного из островов Дёмина, я услышал шипение откуда-то сбоку. Сперва не понял, что это было, и продолжил путь, но звук повторился. Стоя на метровом валуне, я вгляделся и обнаружил внизу слева калана – его тёмная, чуть блестящая шкура почти сливалась с серым камнем, на котором он лежал, и только белая подвижная мордочка выдавала. Калан настороженно крутил головой, привстав на лапы, и, судя по всему, готовился броситься в воду.

Видя это, я заговорил со зверем, медленно и ласково, как с кошкой, протяжно удлиняя гласные: «Ах ты мой хоро-оший… краси-ивый… пуши-истый калашка! Не бо-ойся, всё хорошо…» Тем же голосом, обращаясь к нему, я инструктировал отставшую напарницу, чтобы оставалась на месте и не спугнула зверя. Аккуратно спускаясь с валуна, я не прерывал общения с ним и настолько втёрся в доверие, что мормлек улёгся на спину и начал приглаживать голову: мол, погоди-погоди, не фотографируй, сейчас я причешусь и стану совершенно неотразим!

Наверное, это была самка. Возможно, то же подумала напарница (которая была к тому же моей женой) и решительно двинулась вперёд, а фотогеничный калашка, едва услышал шум, сиганул в океан и был таков. Женщины… Не выносят конкуренции!

Высадившись на острове Юрий, мы застигли на берегу новорождённого щенка антура. Он был мал и практически беспомощен – когда наша лодка приближалась, два десятка тюленей попрыгали в воду, а детёныш даже не заметил всеобщей эвакуации. Лежал себе, как ни в чём не бывало, и, похоже, спал. Сначала мы приняли его за мёртвого и занимались выгрузкой – мёртвый не убежит, а вот лодку коварная стихия может утащить.

Новорожденный антур

Высадка всегда сопровождается активной беготнёй – десантируемся на берег, подтягиваем лодку, вытаскиваем на песок баки, вещи, снова тянем… Потом переодеваемся, сменяя водозащитную одежду на более удобную и ходибельную. В процессе высадки «антурёнок», видимо, проснулся и вдруг обнаружил, что рядом не сопит заботливая матушка, согревая его тёплым боком, а вблизи раздаются пугающе незнакомые звуки.

Обернувшись на шум, щёнок всматривался в нас подслеповатыми, словно затянутыми плёнкой, глазами. Ничего не поняв, испугался и закричал тонким голосом. Удивительно, но плач детёныша тюленя был чрезвычайно похож на человеческий: «Ма-а-а-а!.. Ма-а-а-а!…» И тут же из группы мормлеков выделилась его «ма» – пока другие держались в отдалении, высунув тёмные лоснящиеся головы, один антур рванулся к берегу и заметался на мелководье, разрываясь между страхом и материнским инстинктом.

«Ма-а-а-а!.. Ма-а-а-а!» – плакал щенок, но ма не приходила и он, жалобно крича, неуклюже пополз к воде. Он был ещё совсем слаб и, проволочившись полтора метра, замер и затих. Мы, тем временем, продолжали выгрузку. Очнувшись через минуту, детёныш вновь заплакал и, собравшись с силами, поволок своё непослушное тело дальше. Так повторялось трижды.

Новорожденный антур ползёт к воде

Наконец, он выбрался на литораль, до спасительных вод оставалось несколько человеческих шагов, его мать напрочь извелась и почти выскакивала на берег: посмотрит на него, потом на нас, опять на него, подплывёт, снова на нас – будто спрашивает позволения.

– Да можно, можно! Забирай! – сказали мы. И тюлениха, словно впрямь только ждала этих слов, выбросилась на песок, очень проворно шкандыбая на своих нескладных ластах, подтолкнула щенка к воде и плюхнулась следом.

Антур с детёнышем

Остров Юрий запомнился мне ещё одним, далёким от естественнонаучных открытий, фактом – я нашёл на берегу запечатанную четырёхлитровую бутылку японского виски. Такие подарки получаешь нечасто! Вообще берег на Южных Курилах называют «отлив» (даже во время прилива), на Северных – «прибойка», на Камчатке и на Командорах – «лайда», а мне полюбилось словечко «отливторг», ведь ни в каком тамошнем магазине не найдёшь такого ассортимента нужных вещей, как на берегу. Разные бывали находки: кофе и стройматериалы, мебель и пирожные, фрукты и канистры, поплавки и осьминоги…

Ясное дело, ассортимент богаче там, где меньше посетителей. Малый Курильский «Отливторг» в этом смысле идеальное место. Хотя охотников до продовольственных «товаров» везде хватает. Того же осьминога лисы и птицы с удовольствием разберут на запчасти. Лис в этих краях много. Если на Кунашире за сезон мне удавалось сфотографировать всех медведей, постоянно обитающих на патрулируемом участке, то для того, чтобы составить «картотеку» рыжих плутовок, живущих на острове Зелёный, потребовался бы год. Хотя остров в длину лишь десять километров! И весь расчерчен дорожками шириной с подошву мужского сапога – лисьими тропами. Идти по ним приходится по-лисьи, ставя ступни в одну прямую.

Лисы острова Зелёный

За неполный день на Зелёном мы повидали немало этих хищниц. Причём, все встреченные были хороши собой, упитанны и пушисты – не то, что на Кунашире, где часто попадаются на глаза облезлые, заражённые всякими паразитарными болезнями. Хотя питание на островах разительно не отличается – звери так же роются в кучах морских выбросов на берегу, перебирают преющие водоросли в поисках съестного, поедают падаль.

На Зелёном мы обнаружили мёртвую косатку, выброшенную на сушу. На наветренной стороне от неё дышалось тяжко. Почерневшее китообразное лежало на левом боку, оттопырив плавник, а молодая рыжая симпатяга-лиса вгрызалась ей в спину, отрывая кусок за куском, и чавкала неприлично громко. Оглядывалась на нас с подозрением – такие большие звери, наверное, много съедят! Отбежала, лишь когда мы подошли почти вплотную, присела неподалёку и смотрела очень неодобрительно: что, мол, ещё за новости? Вас здесь не стояло! Занимайте очередь!

Лиса возле мёртвой косатки

Лиса, а за нею с воды наблюдает калан…

На «грядке» люди появляются не каждый год, и не на каждой «кочке», так что целые поколения зверей могут вырасти, не зная человека.

Раньше на острове была погранзастава, но остались от неё только лошади – одичавшие, живущие вольно на забытой земле, они, как и лисы, являются основным населением острова Зелёный. Первыми, кого мы узрели с лодки, подходя к берегу, были две гнедые, пасшиеся на фоне заброшенного маяка. Они смотрели на нас бесстрашно, не как лисы, опасающиеся неведомого, и не как тюлени, не так давно переставшие быть целью массового браконьерского промысла.

Дикие лошади возле маяка острова Зелёный

Дикие лошади на вновь диком берегу…

Может сохранялась в лошадях какая-то наследственная память о людях, с которыми жили столько лет?.. Которые кормили и холили; которые били, а иногда отстреливали; которые жили рядом, а потом почему-то ушли? Гнедые смерили нас долгим взглядом, потряхивая гривами и хвостами, словно размышляя – не те ли это люди, которые ушли?.. – а потом отвернулись и склонились к траве. Не те.