Рассвет был лучист
Беседы о политике были на плантации под запретом. Сперва приключалось – разгорались нешуточные споры между противниками того и сторонниками сего. Потом власник наложил вето на прения. Когда есть изматывающая работа на износ, должно быть не до политики. Но куда же от неё деться. Русские оказываются за границей разными путями: прямыми и лёгкими, сложными и извилистыми… И опыт у всех разный. Разговоры в малиновых рядах позволяли делиться опытом, рассказывая о себе и том пути, который привёл сюда.
Беженка. Лия
В недавнем прошлом – обыкновенная домохозяйка, жена и мать. В 1977-ом с родителями перебралась на Украину, в 89-ом вышла замуж и вернулась в Россию, мама осталась в Николаеве. Лия жила с семьёй в Карачаево-Черкессии, снимали служебную квартиру в военном городке. В этом году должна была стать пенсионеркой, если б не реформа.
Когда 24-го февраля в 4.20 начали бомбить аэродром Кульбакино, Лия была в гостях у мамы. С той ночи удары по аэродрому наносились каждый день.
Они жили на седьмом этаже, спускаться в убежище не успевали, прятались в коридоре, полагаясь на «правило двух стен» – когда первая стена берёт на себя силу взрыва, а вторая – осколки. Несуразно длинный, шестиметровый, узкий коридор в мирное время вызывал у жильцов неприязнь – мебель не поставить, к делу не приспособить. С февраля соседи, у которых не было такого коридора, прибегали к ним укрываться от обстрелов. Не исключено, что советские архитекторы, создававшие всяческие несоразмерные коридоры, ниши, стенные шкафы, проектировали их с расчётом на экстремальные условия.
Жители запасались необходимым, в квартирах лежали сухари, свечи. Люди, давно сменившие ребяческую беготню на степенный взрослый шаг, снова вспомнили, каково бросаться наперегонки – но уже без свойственной детству беззаботности. Бегали за водой, продуктами. Информация передавалась сарафанным радио.
Как возвращаться, куда? В свой военный городок, в котором размещался как раз тот батальон, что участвовал во взятии Херсона? Вчера я пряталась от этих людей, а завтра буду жить среди них? Данное противоречие Лие никак не получалось уложить в голове.
В Украине русским теперь практически запрещено иметь недвижимость, да и дом стоял в разрухе, так что оставаться было негде и незачем, а возвращаться домой после всех событий и украинского телевизора не моглось.
Лия с мамой и двумя котами эвакуировались в Одессу, знакомый отвёз на машине. Настроение в городе поразительно контрастировало с пережитым в Николаеве: люди, как ни в чём не бывало, ходили по улицам, возле магазина висела реклама: «Только сегодня! Скидка на кофе 50%!»
Как же так? – потерянно удивлялась Лия, – рядом люди гибнут, а тут скидка на кофе, и ведь идут, покупают…
Из Одессы ходили эвакуационные поезда во Львов, по четыре в день, но мест на всех не хватало.
Люди уезжают по-разному: кто-то с маленьким рюкзачком, в котором документы и тёплая одежда, а кто-то запихивается в вагон с шестью чемоданами.
Дальнейший путь Лии лежал в польский Пшемысль, мама осталась во Львове. Не имея визы, с российским паспортом Лия отправилась со знакомыми волонтёрами на их авто. На границе, конечно, возникли вопросы, пришлось задержаться. Польский таможенник спрашивал о причинах и целях, Лия отвечала, как есть. Таможенник предложил: оставайся, дескать, у нас, как беженка! Но она была твёрдо намерена добрести до Сербии и ждать там сына. Забегая вперёд, скажу, что сын приехал, но не остался, вернулся в Россию…
Из Пшемышля эвакуационные поезда расходились по всей Европе, с бесплатным в ту весну проездом для беженцев. С бесплатным, разумеется, не для россиян: Лия заплатила 50 злотых за проезд до Кракова.
На вокзале были разнообразные волонтёры, и молодёжь, и престарелые монахи. Раздавали еду, польские симкарты.
На Краковском вокзале тоже действовали волонтёры, но уже без такого сильного энтузиазма – было заметно, что от них беда далеко. В городе шёл проукраинский митинг – с флагами, криками и плачущими беженцами. А вокруг зрители расходились по кафешкам, сидели за столиками, играла музыка.
Такой контраст глубоко и неприятно поразил женщину.
В Сербии она оказалась одна с лёгкой сумкой и тяжёлым сердцем. В сумке лежали лишь ботинки, куртка и колокольчик, выкованный для неё кузнецом на площади Кракова. Дверной колокольчик для будущего дома.
– Сняла комнату в пригороде, подошёл ко мне сосед знакомиться, протянул руку: «Рашко!» А я подумала: «И здесь Рашка! А так бежала!..»
Бич. Лёша
Характерный типаж с печатью отсидки на лице и в повадках. Подобных мужиков с клетчатыми баулами, пахнущими зоной, часто можно встретить в России сидящими ночами на лавочках возле ж/д вокзалов. По словам Алексея – он был дальнобойщиком, ездил по миру, три года жил в Нидерландах, выращивая цветы, нигде не сумел обосноваться. Как многие настрадавшиеся люди, был немного озлоблен. Уживался лишь с теми, кто с ним не спорил, какую бы чепуху он не доказывал. «Да поверь мне! Просто поверь!.. Сто процентов даю!..» Лёша любил поболтать о своей принципиальности, но не гнушался притыривать малину с чужих грядок, при этом пошучивая над совершаемой нечистоплотностью. Есть люди, которые подводят убеждения под обстоятельства, а есть те, что подгоняют обстоятельства под убеждения.
От пропащих людей, коих немало среди сидевших бродяг, не сумевших устроить свою жизнь, Алексея отличала способность удерживаться от алкоголя и привязанность к минимальному бытовому комфорту, ради которого он возил с собой чайник, кипятильник и палатку для ночёвок. У всякого человека, длительно ведущего кочевой образ жизни, есть свои «поплавки» – привычки, вещи, – удерживающие от того, чтобы опуститься на дно.
– Водил я маршрутку в Москве, села женщина с двумя детьми. Говорю: плати за детей, проезд до семи лет бесплатный, а твоим лет девять-десять. Она не хочет. И ведь постоянно такое случается, представляешь? Мол, я их на руки возьму и платить не придётся. Но пассажиров-то всё равно три! Говорю: никуда не поеду, пока не оплатишь. Ну, поругались, за одного я-таки разрешил не платить, поехали. А на следующей остановке мужчина-пассажир, выходя, обернулся и сказал мне громко: «Гондон!» И вышел. А я не растерялся и говорю пассажирам: «Вы теперь можете быть совершенно спокойны, потому что гондон обеспечивает безопасность в любых ситуациях!»
Беженец. Арсений
Молодой якут, закончивший институт в Питере на историческом факультете. Мы не успели познакомиться, поскольку Арсений занимался малиной в самом начале сезона и недолго – задачи не понравились, выполнял их плохо.
Перед отъездом он обменялся контактами с Лией, благодаря чему в июле мы узнали, что Арсений попросил убежища в Германии. Взял билет в Стамбул через Берлин, на пересадке вышел из транзитной зоны, подошёл к полицейскому и заявил, что беженец и нуждается в убежище. Был поселен в общежитие и ожидал интервью, которое должно было определить его статус.
До этой новости Лёша иногда вспоминал Арсения и ругал его, но стоило тому сбежать в Германию, переменил отношение: «Молодец! Ну я же говорил – молодец! Знал, что делал! Теперь всё – можно расслабиться и закурить, он теперь в порядке, будет получать 430 евро в месяц и горя не знать!»
Мигрант и путешественник. Данила и Стас
С оными товарищами я общался ещё в Москве. Мы махнули на Балканы вместе, хотя и с неодинаковыми целями. Из албанской Тираны автостопом и пешком – через Черногорию в Сербию. На малину парни пришли позже меня, когда появились вакансии.
Данила. Жил в Москве, учился на преподавателя географии, практиковал автостоп. Давно подумывал о выезде за границу и, наконец, надумал. С собой на Балканы, в числе прочего снаряжения, взял спиннинг и металлоискатель.
На контроле в стамбульском аэропорту турок с загадочным выражением лица копался в пакете с деталями металлоискателя, пытаясь определить принадлежность содержимого наощупь, и сделал отмашку: всё в порядке, мол, проходите. Мы остались в восхищении: пользуясь исключительно осязанием сотрудник убедился в безобидности непонятных железок!
Металлоискатель предназначался для поиска денег на пляжах, а спиннинг, понятно, для рыбной ловли. Однако, попробовав пару раз достичь означенных целей, Данила больше не пытался – было лениво рано вставать. Что ж делать, если крокодил не ловится? В течении двух месяцев проживая близ пляжей, озёр, каналов и рек трёх стран, Даниил запихнул металлоискатель поглубже в рюкзак, а на спиннинг старался не смотреть.
– Данил, в Сербии тебе лучше?
– Безусловно. И я знал, что так будет!
Стас. Студент Шанинки, попробовал найти себя в системе образования – учителем истории и обществознания в школе – и не нашёл. Перед отъездом подрабатывал репетитором. Самоучкой освоив гитару, увлечённо исполнял на ней классику: Баха, Свиридова и др. В путешествии он переквалифицировался на уличного музыканта – играл на набережных десяток песен из репертуара Гражданской Обороны, который пользовался определённым успехом у публики из числа соотечественников.
«Разве мог представить Егор, что его песни будут звучать здесь? И за них будут платить евро!» – воскликнул прохожий в Будве, одарив музыканта десяткой евриков.
– Стас, ты беженец?
– Нет, скорее я путешественник с продрисью беженца…
Был новый рассвет и ещё, и ещё…
Уже через несколько дней усталость многократно возросла. Называю это состояние «накопилость»: после ужина ложишься, начинаешь читать… и просыпаешься от того, что телефон падает на лицо.
Вечерами за столом редко засиживались, расползаясь по комнатам. На телевизор, бормочущий по-сербски, внимания обращали мало, воспринимая как неизбежное зло, но как-то раз показывали выступление Путина. Люди засуетились, спеша разобраться, как пользоваться пультом, спешно переключили.
Все денежные расчёты сборщики конвертировали в малину.
– Хочу купить электронную сигарету.
– А сколько стоит?
– Три тысячи динаров.
– Ничего себе, двадцать пять кило!
Месяц жизни переводится в две тонны ударного труда.
Кормили нас обильно; преобладали мясные блюда и закуски, так что я впервые в жизни делал себе бутерброды с двумя видами сала и тремя – колбасы. Тем не менее за шестнадцать дней похудел на три кило.
В июле, когда днём установилась жара под сорок градусов, а легчайшее дуновение ветерка принималось, как подарок, нам выделили дополнительный час на послеобеденный отдых. На поле приносили пенопластовые фляги, отменно сохранявшие температуру воды, даже стоя на солнцепёке. К еде подавались ледяные соки и газировки, впоследствии в меню добавился лубеница (арбуз). В общем, на условия грех жаловаться, малые организационные недостатки не в счёт.
Дождь, что в Черногории, что в Сербии был нечастым явлением: в иной день с самого утра гремят отдалённые раскаты, будто небо мучается изжогой, а прорвавшийся к полудню истощённый дождик длится не дольше десяти минут. Не дождик, а отрыжечка. Из-за высокой влажности жара быстротечно обращалась духотой, а холода, внезапно наступившие восьмого июля и тянувшиеся до двенадцатого, были особенно пронизывающи и неприятны.
В Петров день власник объявил выходной. У Наджима появилась идея устроить генеральную уборку, но ему сказали, что Петров день – христианский праздник, в который работать нельзя. Это как шаббат у иудеев. Все сразу стали христианами, даже атеисты.
Рассвет был малиновым, как и всё…
Потёки ягодного сока похожи на кровь – каждый вечер мы заканчивали, как мясники и маньяки, в одежде, заляпанной красным.
За две недели я наелся малины до лёгкой формы диатеза. Привычка: если встречается в путешествии изобилие чего-то вкусного – надо есть, сколько влезет. Спустя месяц после увольнения мои коллеги наверняка начнут раскаиваться в том, что не слопали больше. У меня же не будет причин для сожалений, ведь я сделал всё, что мог!
Сняв последний урожай, мы закончили сезон. Обчекрыжили любые ягоды, хоть отдалённо смахивающие на спелые. Это напомнило мне, как на Сахалине один рыбак учил искать моллюсков на мелководье: бери, мол, всё, что не похоже на камни. Так и здесь – в заключительные дни мы ссыпали в гайбицы ягоды сухие и ломкие, скисшие и мокрые, переспелые и недозрелые. Добытое сырьё предназначалось для консервации, так что о товарном виде власник не заботился.
В июле в Сербии начинается сбор сливы для варки ракии. Наверняка там тоже найдутся соотечественники из бывшего СССР – кажется, они заняты во всех отраслях. После пойдут нектарины и персики. Всё пойдёт в ЕС…
Суммарно я собрал 717 кг малины и получил 75 тысяч динаров пачкой такой толщины, какой не держал в руках раньше.
Мой ягодный сезон длился шестнадцать дней, но три утра из-за дождя мы отправлялись в поле позднее и в единственный выходной спали вдоволь, так что я встретил всего двенадцать сербских малиновых рассветов.
